Безрукая богиня. Часть 1.

[elud]

Скалы, врезающиеся острыми кривыми вершинами в небеса, были зеленовато-черного цвета. Тучи, висевшие над долиной, укрывали небо настолько плотно, что само воспоминание о солнце должно было забыться в этих краях. Каменистая почва под ногами также была черно-серой, и эти мрачные краски, чудилось, навсегда въелись в облик здешних мест. Неудивительно, что люди никогда не селились тут.

- А за что ее изгнали сюда? - Безжизненная равнина завораживала Бетаци. Мрачная красота ее казалась тем притягательнее, что о месте этом ходили самые дурные слухи и самые страшные предания.

- Говорят, в незапамятные времена богиня укрыла у себя человека, которого преследовал Хинвали, ветер Восточный. За то Хинвали в ярости отрубил ей руки и заточил в сердце самой высокой горы в этих краях, и проклял ее и весь род, который пойдет от нее. С тех пор она каждый год по осени рождает чудовищ, и так будет длиться до скончания века, пока стоит земля. - Господин Оросвати любил рассказывать о старинных преданиях и, кажется, знал их все наперечет, но сейчас был задумчив и мрачен, и Бетаци решил больше не расспрашивать его.

Бетаци происходил из благородной, но бедной семьи и с десяти лет воспитывался в доме своего благодетеля и патрона, наместника Ферши Интари Оросвати. Фершь была небольшой, но богатой провинцией на юге Империи. В ней было все и ничего не было слишком много, и сам господин Оросвати являл собой образец человека мудрого и рассудительного, знающего и соблюдающего меру. Некая доля самодовольства и надменности была присуща ему, и зачастую он относился к Бетаци с высокомерной снисходительностью, однако он был добрым господином, и юному воспитаннику не в тягость было терпеть царственную небрежность покровителя.

Однако сейчас его могущественный благодетель, судя по всему, не был настроен проявлять эту небрежность. Лицо его сделалось сосредоточенно и угрюмо, и Бетаци почел за лучшее не справляться о продолжении легенды.

Над долиной пронесся низкий гортанный крик, долетевший откуда-то издалека и заставивший его содрогнуться.

- Что это такое? – Тревогу в голосе Бетаци даже не попытался скрыть.

Господин поднял взгляд в затянутое тучами небо, и Бетаци посмотрел вверх следом за ним. Под черными, тяжелыми даже на вид облаками не видно было ни малейшего движения.

- Это далеко, - наконец, произнес господин. – Но на всякий случай будь осторожен.

По старым поверьям да тем немногим свидетельствам, которые сохраняли еще некий оттенок правдоподобности, скала, в которой пребывала в заточении безрукая богиня, должна была располагаться в самом сердце долины. Однако где было это сердце и насколько велика сама долина, сказать не мог никто.

По мере того, как они шли, местность начинала меняться. Если сначала их путь пролегал по однообразной серой степи, мрачного вида которой не скрашивал ни дикий кустарник, ни одиноко стоящая скала, то теперь по правую руку от них лежала каменная гряда, становящаяся все выше по мере того, как уходила за горизонт, а по левую простиралось большое матово-черное озеро.

Вода была совершенно непрозрачной и такой неподвижной, что ее можно было принять за большой кусок металла. Бетаци остановился на берегу, разглядывая свое отражение в озере. Господин, замедлив шаг, тоже подошел к нему. Некоторое время они молчали, а затем господин поднял валявшийся под ногами камень и бросил его в середину озера.

До воды тот не долетел: Бетаци не успел встрепенуться, как что-то размером с годовалого ребенка выскочило из озера, подпрыгнув на пять локтей, и камень брызнул крошкой в сжавшихся челюстях. Обманувшись в ожидании добычи, существо рухнуло в воду так стремительно, что разглядеть его у Бетаци не получилось. Еще некоторое время по глади озера шли круги, а затем исчезли и они и вода сделалась, как и была, спокойной и неподвижной.

- Много их здесь? – стараясь не показывать беспокойства, выдавил Бетаци.

- Они тут повсюду. – Господин продолжил путь вдоль берега озера, и Бетаци поспешил за ним. – На счастье, для большинства из них мы малоинтересны. Эти создания никогда не видели людей и питаться предпочитают друг другом. Если не возбуждать их любопытства, можно добраться туда и обратно невредимыми. Мы сейчас отойдем от озера и будем идти вдоль гряды. – Господин махнул рукой в сторону высящейся справа полосы камней. – Она послужит нам щитом и ориентиром, по крайней мере, до тех пор, пока идет прямо.

Между озером и грядой лежала примерно четверть версты открытой местности, и Бетаци вздохнул, готовясь преодолеть это не такое уж большое расстояние как одно из самых опасных в его жизни. Прежде чем добраться до озера, они шли почти полдня по голой каменной степи, где нельзя было скрыться даже за чахлым кустарником, но это было до того, как они услышали далекий крик неведомого чудовища, и до того, как стремительное непонятно что, мирно спавшее у поверхности озера, в мгновение ока раскрошило челюстями камень. Дабы не отходить от берега полностью неподготовленным, Бетаци натянул лук и проверил, крепко ли держится за спиной тубус со стрелами.

Он шел быстро, но старался не бежать, чтобы не пробудить в местных обитателях, если те за ним наблюдали, охотничьего азарта, но пуще того – чтобы не пустить страх в собственное сердце. Когда он почти достиг гряды, душераздирающий вопль неведомого существа, который они слышали ранее, повторился, уже ближе и громче. На счастье, существо кричало с той стороны, с которой их прикрывала стена камня, и если оно не летало, то не могло их увидеть.

Господин тоже прислушивался к крикам с беспокойством, но, в отличие от Бетаци, его беспокойство заставляло не замереть насторожившись, а действовать.

- Иди. – Господин легонько подтолкнул его в спину, и Бетаци пошел вперед, стараясь издавать как можно меньше звуков.

Достигнув гряды, они пошли вдоль нее, прижимаясь к камню почти вплотную, но время от времени посматривая вверх, дабы неожиданный гость не свалился им на голову, перебравшись через преграду.

По счастью, существо, которое кричало, не заботилось о скрытности. По несчастью, скрытность ему не требовалась. Обладая широкими крыльями и нападая сверху, оно могло не заботиться о том, что менее удачливые нелетающие собратья его заметят.

- Стреляй! – велел господин, уже натягивая лук, и обе их стрелы сорвались с тетив почти одновременно. Существо, похожее на виверну, как их рисовали в старых бестиариях, крикнуло снова, тише, и рухнуло на землю, сломав крыло.

Приблизившись, но не подходя вплотную к поверженному чудищу, Бетаци с некоторым облегчением подумал, что здесь все кончено. Одна стрела попала твари в горло, а другая – ниже, между ключицами. Наверное, будь тварь покрыта чешуей вместо плотной кожи, стрелы не причинили бы ей такого вреда, а то и просто соскользнули бы с ее брони. Судя по неподвижности и неестественному положению, создание было мертво – не от выстрела, так от удара – и Бетаци поспешил пройти дальше, чтобы не задерживаться надолго рядом с трупом. Если верить господину, собратья погибшего не замедлят явиться к дармовому пиршеству.

- Вы говорили, они не интересуются людьми. – Бетаци то и дело оглядывался назад, дабы удостовериться, что тварь лежит где лежала.

- Они интересуются всем, что может быть съедобно, просто людей здесь видят редко и не знают, можно их есть или нет.

- Он, значит, хотел стать первопроходцем?

- Может быть, он уже питался человеческим мясом, - пожал плечами господин.

- Вы же только что сказали…

- А ты думаешь, мальчик, я первый человек, который ходит здесь? – без тени насмешки или издевки произнес господин. – От кого я вообще узнал бы тогда об этой долине. Здесь бывали и до меня, бесстрашные отчаянные люди, жаждавшие могущества или власти или ради испытания собственной смелости проходящие долину насквозь. Не все из них возвращались, но были и те, кто вернулся, это дает мне надежду.

Бетаци молчал. Ему известна была цель путешествия господина – собственно говоря, в эту долину и приходили-то преимущественно за этим. Считалось, что если взять из пещеры, в которой заточена безрукая богиня, только что рожденное ею чудовище, то его можно приручить и поставить себе на службу, тогда как сделать это с любой из подросших и населивших долину тварей уже невозможно.

Бетаци резко обернулся, услышав сзади дробный перестук и скрежет, напоминающий трение камня о камень. Лук его уже был натянут, и Бетаци быстро наложил стрелу на тетиву. Поначалу он ничего не увидел, потому что не знал, куда смотреть. Но через несколько мгновений ему показалось, будто нечто, по цвету напоминающее камень, стремительно движется в их сторону. Это было похоже… да вряд ли это было на что-то похоже. У двигавшегося к ним приземистого существа – не выше собаки – было шесть изогнутых ног, напоминающих паучьи, передвигающихся с поразительной быстротой. Хвост его, угрожающе приподнятый, как у скорпиона, зловеще покачивался при движении, а голова была вытянута и оканчивалась то ли щупальцами, то ли множеством тонких языков. В длину существо достигало пяти или шести локтей. Бетаци выскочил прямо перед ним быстрее, чем тварь успела сориентироваться, и натянул лук, целясь в надвигавшееся на него скопление щупалец.

- Дурак! – Сильная рука оттащила его за шиворот и бросила назад, не больно, но ощутимо приложив спиной о каменную гряду. – Куда ты стрелять собрался?

Существо, не обратив на них внимания и не изменив направления, стремительно пробежало мимо.

- Оно же все камень, ты только рассердил бы его.

- Оно двигалось прямо на нас.

- Оно двигалось по своим делам, мы его не волновали. Я взял тебя сюда, чтобы ты помогал мне, а не чтобы нянчиться с тобой, - в сердцах произнес господин.

- Извините, я постараюсь впредь быть более осторожным.

Господин вздохнул, но ничего не ответил, и Бетаци подумал, что тот жалеет о решении взять воспитанника с собой.

Некоторое время они двигались в молчании и относительной тишине. Каменная гряда становилась все выше и постепенно достигла высоты самых роскошных дворцов, которые Бетаци доводилось видеть. То и дело на пути стали попадаться скалы различных размеров и очертаний, и идти стало легче. Конечно, на скалах и под ними могли прятаться несметные полчища чудовищ, но все же ощущение беззащитности, преследовавшее их на открытом пространстве, уступило место разумной осторожности.

Время по здешнему небу было почти невозможно определить, казалось, в этих местах существовало только два времени: серый день и черная ночь, соединяющиеся короткой порой серо-черных сумерек. Пока еще был день, глазам их предстала цель путешествия – высокая скала, изрубленная ветрами и временем, изрезанная пещерами, чем-то напоминающая ужасающий дворец со множеством этажей и комнат.

- Идем. – Господин первым ступил на узкий, местами расколотый серпантин, опоясывающий скалу, и Бетаци поспешил за ним.

Первое время, пока они шли по внешней стороне скалы, до слуха их ничего не долетало, но, стоило им войти в первый зал, как приглушенный плач донесся до их ушей. Создавалось впечатление, что плакали тихо, из последних сил, но пещеры и коридоры, вымытые в камне, разносили звук таким образом, что он достигал ушей всякого, кто ступит внутрь скалы. «Это она?» - хотел спросить Бетаци, но отчего-то не спросил, словно боялся, что и его слова разнесутся эхом в каменных переходах и будут слышны тем, кто вовсе не должен знать об их присутствии. По крайней мере, прежде срока.

Господин шел на плач, ведомым одному небу способом ориентируясь в залах и переходах, похожих на созданный дьявольским разумом лабиринт. С трудом верилось, что все эти помещения могли быть вымыты и выдолблены здесь исключительно водой и ветром. Наконец, звуки стали яснее, и после высокого узкого прохода цель их пути наконец-то открылась им.

Зал был огромен, в нем, наверное, смогла бы с удобством разместиться сотня человек. Спиной к дальней стенке зала стояла на коленях женщина необычайной красоты, размерами в три раза превосходящая обычного человека. Руки ее были обрублены по локоть, а локти, казалось, вросли в горную породу за ее спиной. Огромный живот ее указывал на последние сроки беременности. Все это Бетаци отмечал почти бессознательно: внимание его привлекла ужасная картина происходящего в пещере. Похожее на камень существо, что они видели по дороге сюда, сидело за спиной женщины, цепляясь всеми шестью лапами за ее бока. То, что Бетаци поначалу принял за хвост, оказалось массивным половым органом, и этот орган на всю свою длину вколачивался в лоно несчастной богини. Она плакала – но тихо, горько, без слез, как будто они высохли давным-давно, кровь капала на пол из растерзанного нутра, и Бетаци, вспомнив, сколько они с господином шли сюда, с ужасом понял, что все это время чудовищный насильник не прекратил своего занятия, не взирая ни на страдания женщины, ни на ее беременность, ни на то, что она, похоже, некогда произвела на свет его самого.

Голова у Бетаци закружилась, к горлу подкатила тошнота, и он глянул краем глаза на господина, дабы убедиться, что он видит и чувствует то же самое. Господин держался лучше, но и его лицо покрылось смертельной бледностью от увиденной картины, и, едва махнув воспитаннику рукой, он произнес одними губами:

- Уходим.

Женщина повернула голову в их сторону, но Бетаци малодушно отвернулся, не желая смотреть ей в глаза, будучи не в силах вынести муку, которой они, он был уверен, наполнились за века ее заточения.

Они шли между скал в полной и мрачной тишине, не обращая внимания на спускающиеся сумерки, думая каждый о своем. Наконец, господин остановился и произнес без тени воодушевления или веселости, но и без той зловещей мрачности, что охватила его в пещере:

- Скоро стемнеет, а богиня, судя по всему, родит не этой ночью. Нам нужно найти укрытие, которое сможет защитить нас от здешних чудовищ как с земли, так и с неба. Найдем глубокую пещеру, которую можно завалить большим камнем, и остановимся там.

Бетаци согласно кивнул. Поиски подходящего укрытия отвлекли его от мыслей о произошедшем в сердце скалы, и, когда убежище было найдено, а подходящий камень подтащен ко входу так, чтобы между ним и сводом арки оставалась небольшая щель для обзора, Бетаци почувствовал, насколько он голоден. Развести костер в этих безлесных краях, лишенных даже намека на растительность, было не из чего, но они подготовились к этому, посему среди их припасов не было засоленного мяса или рыбы, а были хлебные лепешки и вино.

Ели в молчании, но с видимым облегчением, как будто забывая все тревоги прошедшего дня. В узкую щель между камнем и аркой видно было, как спускалась ночь, черная и почти беззвездная – два или три едва заметных огонька зажглись на затянутом дымкой небосводе.

Наконец, Бетаци решился нарушить тишину:

- Как вы думаете, оно все еще там?

- Я видел, как оно уползало обратно, когда искал камень.

Они помолчали.

- Как мы узнаем, когда она родит?

- Это будет слышно.

Остаток вечера прошел в молчании и вновь вернувшейся мрачной задумчивости. Однако усталость брала свое, а дни предстояли непростые, поэтому, когда сделалось совсем темно, господин расстелил на полу свой шерстяной плащ и лег поверх него, положив лук и стрелу в изголовье. Бетаци последовал его примеру, едва различая в царящем вокруг мраке очертания своих рук.

Ночь была безветренна и тиха, лишь время от времени где-то вдалеке раздавались крики чудовищ да слышался перестук сыпавшихся неподалеку камней. Вслушиваясь в ночные звуки, Бетаци очень быстро заснул. Ему снился глубокий колодец, наполненный чудовищами, на дне которого лежала скованная цепями безрукая богиня с разверстым, похожим на кровавую чашу лоном, из которого выползали все новые и новые существа, один вид которых вселял ужас и отвращение.

Когда Бетаци проснулся, в щель, служившую в их убежище окном, проникал рассеянный тусклый свет раннего утра. Казалось, утро было самым приятным временем в этих краях, потому что в его промозглой безликой серости еще не было примеси черноты. Господин еще спал по раннему часу, но Бетаци знал, что сон его чуток и любой подозрительный звук разбудит его. Однако Бетаци решил все же выйти из пещеры, пока господин не поднялся, чтобы не возбуждать лишних вопросов. Быстро скатав плащ и собравшись, он осторожно отодвинул камень и выскользнул наружу, снова закрыв за собой неповоротливую, но надежную дверь.

Он надеялся, что его утренняя суета не разбудила господина, но из-за камня не доносилось ни звука, и Бетаци начал осторожно спускаться со скалы, держа лук наготове.

До тюрьмы безрукой богини он дошел очень быстро: помог холодный утренний воздух и все нараставшее в груди волнение, усиливающееся по мере приближения к ее скале. Оглядев подножие и не заметив там никого из ужасных обитателей долины, Бетаци забрался внутрь скалы и пошел по памяти. По счастью, это оказалось легче, нежели виделось в первый раз, когда переплетение залов и коридоров представилось ему запутанным лабиринтом: сейчас он понял, что почти все помещения образуют косую, зачастую петляющую, но все-таки лишенную ответвлений дорогу, подводящую к главному залу.

Богиня была там, да и куда она могла деться. Голова ее бессильно свешивалась на грудь, волосы цвета темного золота наполовину закрывали лицо, выражение беспокойного облегчения от недолгого отдыха застыло в ее чертах, и, пожалуй, только сейчас Бетаци смог по-настоящему разглядеть, как она красива.

Услышав его шаги, богиня подняла голову и открыла глаза, и он пожалел на миг, что потревожил ее и без того недолгий сон.

- За что ты оказалась здесь? – спросил он как мог мягко.

Она вздохнула и произнесла что-то на неизвестном ему языке, судя по всему, показывая, что не понимает его.

- Ни одно существо на земле, как бы ни было виновато, не заслуживает такого наказания, - продолжал Бетаци. – Я вытащу тебя отсюда.

Слабое любопытство появилось на ее усталом лице, хотя вряд ли она понимала, о чем он говорит.

Бетаци приблизился к ней еще на несколько шагов. С локтями, вросшими в скалу, она почти не могла пошевелиться, и только наблюдала за ним со смесью настороженности и любопытства.

- Я не причиню тебе вреда, - бормотал Бетаци, подходя к ней. – Я не обижу тебя.

Судя по всему, его голос успокоил ее, и она почти не воспротивилась, когда его ладонь легла на ее живот. Что-то ощутимо толкнулось в его руку изнутри, словно почувствовав прикосновение, и богиня едва слышно охнула. Бетаци, поняв, что нечаянно причинил ей боль, быстро убрал руку.

- Хинвали заточил тебя сюда? – спросил он. – Я приду к Хинвали, паду ему в ноги и умолю сменить гнев на милость. Ты ни в чем не виновна, а даже если и была, стократно искупила свою вину.

Он хотел ободрить ее как умел, но прикоснуться к ней не решился: твари в ее животе, кажется, только того и ждали, а дотянуться до ее кончиков волос он едва мог. Поэтому Бетаци говорил, стараясь, чтобы его слова звучали ласково и успокаивающе, чтобы хоть раз она услышала в своей тюрьме иной звук, кроме воплей ее жуткого потомства, столь же похотливого, сколь кровожадного.

Он замолчал на полуслове, когда откуда-то снаружи послышался свист пропускаемого под крыльями воздуха и гортанный низкий крик. Выходящий к отвесной стороне скалы проем высотой в человеческий рост предоставлял ему неплохой обзор, и стремительно растущая черная тень на горизонте насторожила Бетаци. Наложив стрелу на тетиву, он встал между несчастной и тем, что приближалось к ней, намереваясь дорого продать чудовищу возможность приблизиться к цели.

Но богиня заговорила что-то, сбивчиво и взволнованно, указывая головой куда-то влево, где виднелся не замеченный им ранее второй вход в зал. В глазах ее застыло умоляющее выражение, словно она просила его уходить скорее и не губить себя понапрасну.

- Я не дам им надругаться над тобой… - прошептал Бетаци, но решимость его слабела под ее молящим взглядом, и, выругавшись так, как не ругался никогда в жизни, он скользнул в проход, на который она указывала. И вовремя: из коридора, откуда он пришел, донесся топот явно нечеловеческих ног.

Бетаци следовало бы уйти не оглядываясь, чтобы не травить себе душу, но он стоял, невидимый за крутым поворотом коридора, и смотрел, как трое чудовищ – одно из них было похоже на уродливую птицу с тупым клювом, а два других – на обросших шипами земляных червей, не ползущих, а перекатывающихся по полу, сцепились в жаркой схватке за тело богини. Пока они ожесточенно терзали друг друга, она снова повернулась к проходу, в котором скрылся Бетаци, словно зная, что он еще там стоит, и прошептала что-то одними губами, словно в третий раз прося его уйти.

Решив не испытывать судьбу, Бетаци поспешил прочь из зала, слыша, как затихают позади звуки битвы и зная, что последует за ними.

Господин был в убежище. Бодрствующий и полностью владеющий собой, он сидел, скрестив ноги, на коленях его лежал лук, но, судя по всему, нападения или иной опасности он не ждал.

- Где ты был? – В голосе его не слышалось гнева, но и особенной радости Бетаци также не услышал.

- Я ходил к ней. Смотрел… смотрел, сколько осталось до родов.

Господин тяжело вздохнул и досадливо потер висок.

- Как будто ты в этом что-то понимаешь.

Бетаци решил не говорить больше ничего, чтобы не лгать господину и не вызвать его досады.

Три следующих дня они провели в убежище, изредка выходя из пещеры, чтобы посмотреть, не привлекло ли их укрытие пристального внимания. Бетаци ходил в пещеру безрукой богини еще два раза. Проход, который она указала ему в предыдущую встречу, выходил к серпантину с другой стороны скалы, и идти по нему приходилось не в пример меньше, чем по замысловатому переплетению залов и коридоров. Единственным серьезным недостатком этого пути было то, что большая его часть пролегала не внутри скалы, а по открытому пространству, но за все время, что Бетаци пользовался этой дорогой, он так и не привлек ничьего внимания, поэтому в конце третьего дня решил рассказать о ней господину. Подробно описывая, где располагается вход и куда выводит дорога, Бетаци молчал о том, при каких обстоятельствах узнал о ней, молчал обо всем, что было связано с несчастной узницей долины. При любом упоминании ее его сердце сжималось от боли и сострадания, и, дабы заглушить это чувство, он ходил к ней почти каждое утро – и неизменно покидал ее, когда вдалеке раздавались хлопанье крыльев, перестук множества ног или тяжелая поступь. Богиня улыбалась, видя его, и мысль о том, что он, наверное, единственный за множество столетий человек, который приходит ободрить ее, заставляла Бетаци сдерживать слезы. При узнице – чтобы не расстроить, при господине – чтобы не показаться никчемным плаксой.

Утром четвертого дня их разбудил жуткий звук, похожий на разносящийся по всей долине стон. Стонали, казалось, сами камни этого мрачного места, стонала земля, и стонало небо. Подхватившись, Бетаци и господин несколько мгновений сидели, вслушиваясь в пугающее знаменование страданий, а затем господин быстро поднялся, скатал плащ и повесил на плечо лук и тубус.

- Началось.

Бетаци поспешил собраться вслед за ним, и, сопровождаемые жутким плачем природы, они вышли из пещеры и быстрым шагом направились к скале безрукой богини. На сей раз они воспользовались новым путем, указанным Бетаци, хотя для этого и пришлось обойти скалу. Уже через сотню или две ударов сердца они были в главном зале – как раз вовремя, чтобы увидеть разворачивающееся там действо.

Все тело измученной пленницы содрогалось от разрывающих ее изнутри толчков. Кровянистая влага разлита была между ее коленями, и Бетаци, казалось, видел, как без числа чудовищ, одно ужаснее другого, борются в ее утробе за право первым вылезти наружу. Она не видела их с господином, а даже если бы и видела, вряд ли способна была сейчас обрадоваться его, Бетаци, появлению. Крупные капли пота покрывали ее лоб и плечи. Жалобный, полный отчаяния и боли крик разнесся под сводами зала, и, содрогнувшись от ужаса и отвращения, Бетаци увидел, как что-то черно-красное, похожее на голову, обвитую щупальцами, показалось между ее бедер. Чудовище росло по мере того, как все большая часть его тела показывалась наружу, казалось, оно раздвигает стенки плоти настолько широко, что разорвет их. Кровь заструилась на пол, и у Бетаци закружилась голова, но он усилием воли заставил себя стоять. Когда чудовище выпало, превратив породившее его лоно в окровавленный тоннель, который виделся Бетаци во сне, стало заметно, что у новорожденного уродца было тяжелое трапециевидное туловище без конечностей, которое венчала голова с едва заметными глазами и длинными щупальцами. Нелепо подтягиваясь на этих щупальцах, тварь попыталась ползти, но пару раз оскользнулась в воде и крови и замерла, едва заметно шевеля отростками. Бетаци глянул на господина краем глаза. Тот был бледен как смерть, крупные капли пота покрывали его лоб, но он заметил взгляд воспитанника и, едва обернувшись к нему, произнес одними губами:

- Не этот.

Несколько кровавых сгустков упало вслед за первым чудовищем, а затем лицо несчастной словно окаменело, как будто крик застыл у нее в горле. Стремительно, словно торопясь опередить всех, кто оставался за ним, ее лоно покинул огромный крылатый ящер, чешуя его походила на камень, среди которого он был рожден. Должно быть, своей стремительностью он сильно повредил матери, потому что выражение ее лица говорило о том, что, если бы она могла, давно потеряла бы сознание. Человеческая женщина не выжила бы ни дня в этой долине среди чудовищ, а она вынуждена была терпеть год за годом, без возможности погрузиться в обморок или умереть.

Третий и четвертый сцепились прямо в ее животе, и уродливая вытянутая голова, показавшаяся между дрожащих бедер, упала одна, отделенная от тела. Выталкивая мертвую тушу соперника и расчищая себе дорогу, на пол рухнуло, нелепо забившись, существо, напоминающее убитую ими несколько дней назад виверну. Оказавшись на воле, оно подняло треугольную голову на длинной шее и издало пронзительный крик, от которого Бетаци поморщился, ощутив почти настоящую боль.

Новые потуги сотрясли тело несчастной, и только тут Бетаци начал замечать, что из противоположного входа в зал, равно как из проема, выходящего на отвесную стену скалы, появились другие чудовища, взрослые. Они приближались медленно и неспешно, и, услышав, как позади него раздался отвратительный скрежет, Бетаци едва успел прижаться к стене, чтобы покрытый шерстью восьмиглазый пес, шесть ног которого были голая кость, не столкнулся с ним. Он увидел, как нечто похожее на обезьяну в несколько раз больше человека, подобралось к нелепо барахтающемуся новорожденному чудовищу – тому, со щупальцами, что появилось первым, и, взяв его одной рукой, перекусило пополам.

- Стой здесь и стреляй, если я велю, - прошептал ему господин и ступил в центр зала. Бетаци не сразу понял, что он хочет взять виверну, а когда сообразил, поднял лук наизготовку, если вдруг кто из голодных взрослых или сама виверна вздумает причинить вред господину.

Новорожденное чудовище вырывалось и било крыльями, на сгибах которых, еще неокрепшие, торчали изогнутые когти. Господин одной рукой держал ее поперек горла, а другой – поперек живота, чтобы ни усеянная острыми зубами пасть, ни слабые, но уже представляющие угрозу задние ноги не ранили его. Очевидно, поняв, что таким образом вырваться не удастся, чудовище закричало, и Бетаци показалось, что его мозг начал плавиться. Что чувствовал господин, которому адское создание вопило почти на ухо, он предпочел не думать.

Руки господина ослабли, и виверна, почувствовав это, забилась сильнее, рухнула на пол, увлекая за собой человека, но тот не отпускал ее, и через несколько мгновений сопротивление исчезло, существо притихло, а может, просто устало. Развернув ее морду к своему лицу, господин говорил ей что-то, и Бетаци видел, как из бессмысленных желтых глаз существа уходит тупая злоба. Поднявшись и пошатываясь, господин направился к Бетаци, и тот увидел, что по шее его из левого уха течет тонкая струйка темной крови.

- Мне кажется, эта тварь убивает криком, - пробормотал Бетаци.

- Мне тоже. – В голосе господина не было никакого выражения, словно этот недолгий поединок вымотал его вконец. Бетаци приготовился убрать лук, однако новое подозрительно движение в переполненном зале заставило его вскинуть оружие. Еще четыре или пять чудовищ выползли из несчастной матери, и Бетаци было больно даже глядеть на зияющий провал между ее ног. Однако окружившие роженицу чудища, судя по всему, были иного мнения. Забыв о тех новорожденных, которым повезло не попасть им на зуб, два десятка тварей обступили обессиленную пленницу. Давешняя гигантская обезьяна встала на две ноги в полный рост, и Бетаци увидел ее огромный половой орган, покачивающийся, словно чудовищных размеров дубинка. Тварь оглушительно взревела, и окружающие ее соперники почли за лучшее отползти на безопасное расстояние, уступая великану дорогу.

- Они что, собираются с ней сейчас?.. – в ужасе пробормотал Бетаци.

- Ничто не привлекает их так, как запах крови. – На лице господина застыло выражение бесконечного страдания, и не из-за поврежденного уха, но он только махнул рукой: - Идем. Ты ничем ей не поможешь.

Последним, что видел Бетаци прежде, чем оказался на серпантине, была чудовищная обезьяна, насадившая безвольное тело на свой огромный орган и передвигающая его взад-вперед по окровавленному стволу. Богиня не издавала ни звука – у нее больше не оставалось на это сил – но она была в сознании, Бетаци видел, как по щекам ее катились крупные горькие слезы.

Они покинули долину в тот же день, не желая ни мгновения лишнего оставаться в этом мрачном храме боли, а еще через несколько дней добрались до человеческого жилья. К концу месяца они сели на корабль в Галайтане и трое суток спустя причалили к одному из портов восточного Лаурадамана. Оттуда, получив от местного князя, приходящегося господину тестем, коней и внушительное сопровождение, путники отправились в Фершь.