Из всех смертей самой страшной и обидной казалась Марике смерть в горах. Если ты заблудишься здесь, никто не найдет твоего тела, а если попадешь под обвал – даже искать не станут. Бедняг из их деревни и соседних сел, кто сгинул под камнепадами, на следующий день почтили заупокойной молитвой, да и забыли. Ходить в горы сразу после камнепадов, чьи отголоски слышались по всей округе, боялись. Говорили, будто люди, отправившиеся туда, чем-то разгневали Нур-Гайят, каменный панцирь земли, и Хозяин Гор, обычно утишавший нрав свирепой супруги Северного Ветра, на этот раз не пришел им на помощь. Марика боялась разгневать Нур-Гайят, поэтому пробиралась по горным склонам и то узким, то широким серпантинам молчаливо и робко, в кроткой покорности судьбе. Она знала, что вторая из дочерей Матери Земли любит отважных и самоотверженных, но ни отвагой, ни самоотверженностью Марика не блистала, поэтому старалась вести себя почтительно и тихо и не злить без надобности свирепую госпожу.
Сколько Марика себя помнила, горы всегда притягивали ее, и мир, простирающийся за лесом, казался ей таинственным и полным загадок. Ее не отпускали туда долго, разрешали только собирать землянику у подножий, и она нет-нет, да и поднимала глаза вверх, на уходящие в небесную твердь вершины. Много тайн хранили они, и Марике хотелось знать их все, а пуще остальных – что находится по ту сторону гор, какая необыкновенная страна там лежит, живут ли там люди с такими же, как у нее, Марики, голубыми глазами и волосами цвета пшеницы.
читать дальшеСегодня она не открыла ни одной из тайн, а вдобавок ко всему заплутала так, что дороги назад не смогла бы найти даже если бы избавилась от страха. А страх не отпускал, и красота озаренных солнцем склонов казалась теперь больше тревожной, нежели заманчивой. Где-то далеко внизу, так далеко, что чудилось, будто невозможно забраться выше, зеленел лес. Скорее всего, это был лес возле ее деревни, но даже если и так, Марика не знала, как приблизиться к нему. Между ней и лесом была безжалостная громада камня. Кричать, чтобы позвать на помощь, чтобы удостовериться, что в горах есть еще люди, она боялась: громкий звук, тысячу раз повторенный эхом, мог разозлить Нур-Гайят, и тогда Марика погибла бы так же безвестно и ужасно, как ее односельчане, поисками которых никто не озаботился.
Она продолжала идти по серпантину, который, казалось, не вел ни вниз, ни вверх, а может, то был только обман зрения, порожденный отчаянием. Когда Марика подняла глаза, ей показалось, что бред продолжается: в сотне шагов от нее впереди стоял человек. Возможно, это был Хозяин Гор, солнце светило в глаза Марике, и она не могла разобрать, кто перед ней, но фигурка была небольшой и хрупкой, судя по всему, девичьей или даже детской.
Удивившись, что в этих местах можно встретить ребенка, Марика ускорила шаг, чтобы увидеть свою сестру по несчастью и удостовериться, не мираж ли это.
Определенно это был не мираж. Девочка стояла все там же на серпантине и была на первый взгляд немного старше Марики, в том возрасте, который предваряет расцвет девушки. У нее были голубые глаза, такие прозрачные, что казалось, будто за ними плещется вода, и золотящиеся в солнечном свете волосы, очень красивые, Марика ни у кого не видела таких. Девочка была одета в длинное летящее платье из тонкой ткани, названия которой, наверное, не знал никто в этих местах, широкие рукава его были украшены крупным жемчугом. В деревне Марики даже маленькая жемчужина считалась дорогим подарком: жених, который мог позволить себе преподнести ее невесте, становился желанным гостем в семье суженой.
- Кто ты такая? – В звонком голосе девочки не было страха. Впрочем, и любопытства, едва-едва просматривающегося на ее лице, в нем тоже не читалось. – Что ты делаешь в моих горах?
- В твоих горах? – Марика, как и все, слышала о Хозяине Гор и о Нур-Гайят, но о девочке, живущей едва не у самой вершины, не слыхала никогда.
- Здесь все-все вокруг мое, - подтвердила девочка, широким жестом обведя горы и леса, раскинувшиеся у их подножия. В голосе ее не было самодовольства, так свойственного богатым детям, но была уверенность, с которой говорят цари.
- Ты горная царевна? – Марика обрадовалась своей догадке и тому, что смогла в этих местах, исхоженных, казалось, вдоль и поперек, найти то, чего никто до нее не видел.
Девочка недоуменно моргнула, затем произнесла просто:
- Да, наверное, да.
- Я заблудилась здесь, - призналась Марика. – Моя деревня за тем лесом у подножия. – Она показала вниз, и горная царевна взглянула на простершийся у подошв лес. – Я так боялась, что попаду под обвал или заблужусь тут навсегда и меня никто не найдет. – От облегчения и радости она говорила без умолку, а девочка слушала ее внимательно и слегка удивленно, будто никогда не видела людей.
- У одного из моих братьев есть друг, который пропал в этих горах много лет назад, - вставила царевна, когда Марика остановилась, чтобы перевести дух. – Он забрался в пещеру, чтобы переждать непогоду, а когда уснул, его там завалило. Он так и не выбрался и умер в той пещере, я ходила туда и видела. Потом он сделался Хозяином Гор, отводящим камнепады и помогающим найти дорогу к подножию, так они с братом и познакомились.
- Твой брат живет в этих местах?
- Да, это его владения. Он часто приходит увидеть меня и в последний раз подарил мне вот это. – Девочка вытянула руку, и под широким рукавом Марика увидела тяжелый золотой браслет, украшенный вязью.
- Где ты живешь? – Страх безвременной гибели ушел, и любопытство все больше и больше захватывало ее, так странно была одета девочка, так странно она смотрела и говорила.
- Тут неподалеку мое жилище. – Царевна показала вверх, куда уводил серпантин, и обе девочки поднялись на неширокое каменистое плато, где в высящейся над площадкой горной породе зиял просторный проем пещеры. – Здесь я живу.
Они вошли в пещеру, и у Марики запестрило в глазах от окружающего великолепия. Она не могла определить, откуда исходит ненавязчивый мягкий свет, озарявший внутреннее убранство, казалось, увешанные коврами стены пещеры сами источают его. Ковры были повсюду: на полу, на стенах, только потолок оставался нетронутым, и полупрозрачные белые кристаллы кое-где виднелись в горной породе. Не было двух одинаковых узоров на коврах: где летели журавли, где цвели диковинные сады, где солнце всходило над синим морем. Тут и там разбросаны были подушки с золотыми кистями, а у самых стен стояли разнообразные сундуки – казалось, их везли из разных стран, и ни один не был похож на другой. Два или три сундука были раскрыты, будто в них недавно что-то искали, и взгляду Марики предстали тончайшие ткани и невесомые покрывала, бусы из крупного жемчуга и ожерелья из красных, с острыми гранями камней. От богатств горной царевны перехватывало дух, и девочка, видимо, заметив это, сказала:
- Можешь выбрать себе что захочешь.
- Правда? – Марике подумалось, что незнакомка шутит, но в лице ее не было и намека на шутку.
Вот бросятся к ней деревенские дети, станут рассматривать драгоценные подарки да расспрашивать, где она получила такое великолепие, и тогда Марика, таинственно улыбаясь, скажет, что зашла далеко-далеко в горы и встретила там горную царевну, которая привела ее в свой дворец и щедро одарила по доброте душевной. Копаясь в сундуках, Марика напевала себе под нос:
Будет много у тебя
Серебра да злата,
Будешь месяцем сиять
Над широким полем.
Семь сердец в твоей груди,
Девять лент в твоей косе,
Будет первое что воск,
А седьмое – камень…
- Что это за песня? – спросила внезапно царевна.
Марика замолчала, неожиданно прерванная. До нее не сразу дошло, что девочка, скорее всего, никогда не слышала колыбельных ее краев.
- Эту песню пела моя матушка, когда качала сестренку в колыбели. Будешь птицею летать, будешь солнышком гореть, на заре оденешься красным покрывалом… - звонко прощебетала она. – А какие колыбельные поет твоя матушка?
Царевна сидела на полу, обняв колени и опустив на них подбородок. Теперь, подняв голову от колен, она вытянула шею и навострила уши.
- Послушай. Слышишь?
Марика притихла, но в окружающем безмолвии слышны были только завывания ветра за стенами пещеры.
- Это просто ветер снаружи воет, - наконец сказала она.
- Это моя матушка поет моим братьям, - возразила девочка. Взглянув на драгоценности, которые Марика прижимала к груди, она поднялась и, высунувшись из пещеры, крикнула, ничуть не боясь вызвать обвал или разозлить своим непочтением Нур-Гайят: - Батюшка Хозяин Гор, отведи мою новую подругу домой!
Несколько мгновений ничего не происходило, и Марика внутренне напряглась, ожидая, что за дерзость царевны эту пещеру завалит, как завалило много лет назад последнее пристанище Хозяина Гор. Но страх ее развеялся, когда у входа появился средних лет человек с недлинной густой бородой, невысокий и крепко сбитый. Лицо его было скорее добродушно, чем зло, и Марика подумала, что перед ней и есть Хозяин Гор.
- Что это ты не спишь, Ратуле? – беззлобно осведомился он у царевны. – Полудня же еще нет. Или кто из братьев навещал тебя?
- Встала сегодня рано, - неопределенно отозвалась девочка по имени Ратуле.
- А это, стало быть, твоя подруга?
- Меня зовут Марика, я живу в деревне за лесом. – Марика почтительно поклонилась. – Добрая госпожа пригласила меня к себе, когда я потерялась, и щедро одарила.
- Слышишь, Ратуле, нынче ты уже добрая госпожа, - усмехнулся Хозяин Гор. – Не так много времени пройдет, а кто-нибудь тебя и суженой назовет. – При этих словах девочка поморщилась, словно шутка братова знакомца пришлась ей не по нраву. Будто бы не заметив этого, он повернулся к Марике: – Не бойся меня, дитя, я тебя не обижу. Ступай за мной след в след и старайся не отставать.
***
Когда фигурка маленькой Марики, идущей за Хозяином Гор, исчезла из виду, вторая девочка осталась стоять на плато, подняв лицо к небу. Там, в ясной голубой дали, стремительно росло темное пятно, похожее на грозовое облако. Туча приближалась к Ратуле, но она не отступала в свою пещеру и, судя по всему, совершенно не боялась. Наконец, облако полностью закрыло собой небо, и на землю пал стеной ливень. Щурясь, чтобы вода не попала в глаза, девочка запрокинула голову и подняла руку словно в приветственном жесте. Сверкнула молния, и на плато рядом с ней стал странной и страшной наружности человек. То был Хинвали, Ветер Восточный, несущий воздух холодный и влажный. Если бы на плато в то время оказался человек из лесных деревень, он увидел бы, что облик Восточного Ветра мало отличается от той жуткой картины, которую нарисовало за века человеческое воображение. Глаза его горели красным и золотым, как небесный огонь, который он нес на своем трезубце, а в тяжелую длинную косу его вместо лент вплетены были человеческие кости.
- Здравствуй, милая Ратуле, - приветствовал он названую сестру, и лицо девочки впервые за этот день озарилось радостью и нежностью, сделавшими ее черты еще прекраснее. – Почему ты грустна, сестрица? Ты чем-то расстроена, кто-то обидел тебя?
- Меня здесь некому обижать. – Девочка шагнула в пещеру, прячась от дождя, и Хинвали ступил следом за ней. – Братец мой, Ветер Восточный, ты живешь в чудесном краю, откуда всякий раз приносишь мне сказочной красоты подарки, может быть, ты знаешь песни, которые поют тамошние матери, когда укачивают своих детей?
- С каких пор тебя стали увлекать человеческие песни, сестрица? Разве они красивее песен ветров над горами?
- Любопытно мне. – С какой-то просящей тоской во взгляде Ратуле протянула ему саз, лежавший у стены, и Хинвали, не в силах отказать любимой сестре, взял его в руки и опустился на ковер. Девочка опустилась рядом, и, когда пальцы его коснулись струн, положила голову ему на колено.
Впервые нечеловеческое горло исполняло человеческую песню, и звучала она жутко и заунывно, словно вой ветра. Не было в ней и сотой доли того тепла, которое вкладывали земные матери и которое могло родиться только в человеческом сердце. Но Ратуле никогда не слышала других колыбельных, и этот тягучий прохладный напев был ей милее и приятнее всех песен мира.